Изначально это был просто странный свет в небе над Токио. Многие приняли его за прожектора какого-то шоу или за эффектное северное сияние. Но очень быстро «шоу» превратилось в кошмар.

Над горизонтом, там, где должен был гореть вечерними огнями район Синдзюку, висело оно. Не дыра, а язва. Гниющая рана на небе, из которой сочилось багровое сияние, неестественное и болезненное. Оно пульсировало в такт ускоряющемуся сердцебиению города, искажая очертания небоскребов, делая их похожими на расплавленные свечи. Воздух гудел от тишины, прерываемой лишь воем сирен, которые казались такими беспомощными и далекими.

Токио замер. Не в благоговейной тишине, а в гулком, нарастающем стоне всеобщего смятения. На автострадах, ещё секунду назад забитых вечерним потоком, машины встали как вкопанные. Водители вылезали из салонов, задрав головы, их лица искажало не любопытство, а первобытный страх. По всему городу, от Гиндзы до жилых кварталов, от Чибы до Сайтамы, люди высыпали на балконы и улицы, указывая пальцами в багровеющее небо, доставая телефоны и снимая на камеры. Их голоса сливались в тревожный, нестройный хор, в котором слышались и испуг, и истеричное возбуждение.

Сотовая связь и интернет почти сразу легли под нагрузкой миллионов одновременных звонков и постов. В эфире телеканалов пропали запланированные передачи, сменившись кричащими заголовками «КОСМИЧЕСКИЙ ТЕРРОРИЗМ?» и «ВТОРЖЕНИЕ?». Где-то вдалеке, на окраинах, уже слышалась сирена полиции и МЧС, но их вой тонул в общем гуле. Воздух стал тяжелым, густым, таким было трудно дышать. Это был не просто портал. Это была рана на теле реальности, и из нее сочился ужас, медленно отравляя знакомый мир, превращая его в декорацию для надвигающейся пьесы ужаса. Мир застыл на пороге, затаив дыхание, не в силах отвести взгляд от багрового ока, взирающего на него из глубин космоса.

Таксист, молодой парень с бледным от недосыпа лицом, даже не спорил, когда Мичиру попросила остановиться. Он лишь кивнул, уставившись на багровый отсвет, ложившийся на лобовое стекло, и сглотнул.
— Леди, вы уверены? Там же... — он не смог подобрать слов, чтобы описать это. Удостоверившись в оплате, он развернулся и уехал с такой скоростью, словно за ним гнались сами тени, отбрасываемые разрывом. Ещё несколько минут назад он краснея любовался незнакомкой в зеркало заднего вида, а теперь сматывался как заяц, бросив её рядом с очевидной опасностью.

По улице, ведущей в сторону эпицентра, медленно полз поток машин, но уже не как организованный транспорт, следующий ПДД, а как стадо испуганных животных. Кто-то бил в клаксон, не понимая, зачем. Кто-то стоял, высунувшись из окна, снимая всё на телефон, его голос на видео был сдавленным и восторженно-истеричным. Из открытого окна квартиры на первом этаже доносились обрывки новостного репортажа: «...причины явления устанавливаются, гражданам рекомендуется сохранять спокойствие...» — голос диктора был неестественно ровным, будто его вставляли в эфир поверх настоящего хаоса.

Мичиру призвала Зеркало. Повёрнутое в сторону ночного неба, оно отразило наши родные звёзды. Но стоило ему на полсекунды захватить кусочек разрыва в отражении, оно отразило настоящий кошмар. Не отражение банкетного зала и не испуганные лица гостей. В его глубине плыла чужая звездная система. Планеты, чьи сферы были искажены и сплющены, будто их раздавила рука гиганта. Разорванные пояса астероидов, похожие на брызги застывшей боли. Руины мира, которого она никогда не видела. И система эта была мертва, тихо и окончательно. Затем, как чернильная капля, из самого центра зеркального видения пополз густой, абсолютно черный туман, беззвучно поглощая остатки планет. В тот самый миг, когда последняя точка света исчезла в нем, над реальным Токио с беззвучным хрустом лопнуло небо, явив всему городу ту самую умирающую систему, которую Нептун уже успела увидеть.

Полицейский, с лицом, застывшим в маске служебного рвения и непробиваемой сосредоточенности, даже не заметил, как тень скользнула у него за спиной. Его внимание было приковано к взволнованному мужчине в костюме, который тыкал пальцем в сторону парка и что-то яростно доказывал. Оцепление только-только формировалось, это была не монолитная стена, а редкая цепь растерянных офицеров, пытающихся сдержать напор любопытных и отсечь уже попавших в зону риска. Их главной задачей было не пускать новых, а не вылавливать тех, кто уже внутри. Надо отдать им должное, перед лицом такой странной и явно мистической картины они не теряли самообладания и пытались выстроить строй, хотя полицейские академии Японии явно не готовят молодых ребят к подобным вещам.

Над парком зависли два полицейских вертолета, их мерный рев рассекал воздух, смешиваясь с воем сирен и гулом толпы. Ослепительные лучи прожекторов яростно шарили по верхушкам деревьев, выхватывая из тьмы кусты и аллеи, пытаясь выцепить что угодно, будь то человеческие нарушители или иные мистические сущности, но они упорно не решались приблизиться к самому эпицентру — тому месту, откуда шел ореол багрового света и того и гляди в центр Токио из разрыва вывалится полноценная планета. Из громкоговорителей доносился искаженный, металлический голос, раз за разом повторяющий одно и то же: «Внимание! Граждане, немедленно покиньте опасную зону! Проследуйте к местам эвакуации! Опасная зона! Немедленно покиньте!»

Мичиру пришлось бы выбирать места вдали от троп и прятаться в листве, что бы не попасть в прожектора и не быть замеченной службами спасения. И когда девушка вновь обратила взор к зеркалу, в глубине его, отражавшего, казалось бы, пустую парковую аллею, что-то дрогнуло. Тропинка, четкая и реальная, на отражении поплыла, исказилась, будто её увидели сквозь струящийся горячий воздух. И на ней, в этих волнах, проступили тени. Едва заметные, размытые. Они были далеки от человеческого облика — скорее, это были сгустки тьмы, вытянутые и неестественно угловатые, но в их контурах угадывалось нечто, отдаленно напоминающее плечи, склоненную голову, сломанную линию спины. Они стояли неподвижно среди деревьев, которых не было в реальности, или медленно перемещались, не оставляя следов на мокром после недавнего дождя асфальте. В реальном парке, куда смотрелась Мичиру, не было никого, а если пересчитать деревья, то количество реальных и отраженных не совпадало, как и их расположение. Только шепот ветра в листьях и далекий гул города. Но в Зеркале парк был полон призраков. И чем ближе к эпицентру, тем их казалось больше, хотя разглядеть на таком отдалении их было невозможно.

Коммуникаторы воительниц работали на подобие современных мобильников, но их связь обычно сохранялась даже в условиях отсутствия привычных радиоволн, внутри аномальных зон или даже между измерениями, а сигнал между ними передавался в прямом эфире, не затрачивая времени на преодоление расстояния. Сообщение ушло, но световой индикатор коммуникатора Нептун вдруг погас и больше не мог принимать сигнал. Видимо, «дыхание» разлома создавало помехи таких частот, что даже кристаллы Сейлор воинов не могли связаться. Едва Мичиру опустила руку с коммуникатором, убедившись, что связи больше не будет, воздух вокруг неё сгустился. Шепот ветра в листьях внезапно стих, поглощенный нарастающим гулом, исходящим не от вертолётов, а от самого разрыва. Он стал глубже, вибрирующим, словно гигантская струна, натянутая до предела. В ответ на эту вибрацию тени в Зеркале зашевелились, чем привлекли внимание воительницы Нептуна.

Одни из них, до этого неподвижно стоявшие среди несуществующих в нашем мире деревьев, повернули в её сторону свои размытые, лишённые черт «лица». Другие, медленно дрейфовавшие по аллеям, резко ускорились, их угловатые очертания на мгновение стали четче, прежде чем снова расплыться в дрожащем мареве отражения. Одна из теней, самая близкая, внезапно метнулась в сторону — не по тропинке, а сквозь ствол дерева, которого в реальном мире не существовало. В тот же миг Мичиру почувствовала ледяное дуновение, прошедшее сквозь неё, будто сквозь пустоту. Физического контакта не произошло, но на коже девушки выступили мурашки, а в ушах на секунду возник призрачный, многоголосый шёпот, полный такой тоски и отчаяния, что дыхание перехватило. Они не атаковали. Они будто едва замечали декорации мира, в котором оказались. И их внимание было леденящим душу.

С другой стороны парка, там, где аллеи сходились к открытой площадке с фонтаном, Харука уже не бежала — она летела, обгоняя собственную тень. Её тело бегуна, тренированное многими часами забегов, здесь, в этом искаженном пространстве, работало на пределе. Официальная одежда, подготовленная к визиту на приём тоже была не самой подходящей для такого активного перемещения по парку. Харука не видела призраков собственным зрением, а зеркала в помощь — как и других приспособлений — у неё не было, но она чувствовала их иначе — как области леденящего холода, разрывающие плотную, сладковатую ауру парка. Её собственная душа воительницы, отзывалась на них тревожным, предупреждающим импульсом.

Харука услышала в эфире сообщение Мичиру: «Прячусь в клумбах гортензии», — вещали её темно-синие наручные часики. Но так же как и у Мичиру несколько секунд назад, огонёк на крышке мигнул последний раз и погас, съедая последние звуки любимого голоса — связи между ними больше не было.

Над её головой разворачивалась странная картина. Полицейский вертолёт, всего секунду назад яростно разрезающий своим прожектором, словно ножом парковый сектор, вдруг дёрнулся, будто наткнувшись на невидимую стену. Его нос задрался вверх, прожектор беспомощно брызнул светом в пустое небо, а затем машина, описав неуклюжую дугу, стала спешно отступать, её рёв сменился на пронзительный, почти панический визг турбин. Пилоты что-то увидели. Или что-то почувствовали, но машина каким-то чудом ещё держалась в воздухе, но как надолго? Время шуток истекло. Начиналась настоящая работа.